Существует ли такая вещь, как хороший вкус? Будучи ребенком, я бы сказал, что нет. Так говорил мне отец. Одним людям нравится одно, другим — другое, и разве можно однозначно сказать, кто из них прав?
Это казалось настолько очевидным, что только благодаря косвенным доказательствам я понял, что отец ошибался. И сейчас я поделюсь с вами методом, который использовал — доказательство reductio ad absurdum, то есть доведение до абсурда. Если начинать с тезиса, что хорошего вкуса не существует, мы приходим к очевидно ложным выводам, а значит изначальный посыл был ошибочен.
Лучше начать с определения хорошего вкуса. В узком смысле оно относится к эстетическим суждениям, а в более широком — к любого рода предпочтениям. Лучшее доказательство — показать, что вкус существует в узком смысле, поэтому я хочу поговорить о вкусе в искусстве. Ваш вкус лучше моего, если искусство, которое вам нравится, лучше, чем искусство, которое нравится мне.
Если нет такой вещи, как хороший вкус, то нет и хорошего искусства. Потому что, если есть хорошее искусство, легко сказать, у кого из двух людей вкус лучше. Покажите им много работ художников, которые они никогда раньше не видели, и попросите выбрать лучшее. У того, кто выберет лучшие произведения, будет лучший вкус.
Так что, если мы хотим отказаться от концепции хорошего вкуса, то нужно отказаться и от концепции хорошего искусства. То есть, мы отрицаем способность человека делать что-то хорошо. Например, умение художников хорошо выполнять свою работу. И не только деятелей изобразительного искусства, но и всех тех, кого можно назвать художниками в широком смысле слова. Не может быть и хороших актеров, писателей, композиторов или танцоров. Могут быть популярные романисты, но не хорошие.
Мы не понимаем, как далеко можно зайти, если отказаться от концепции хорошего вкуса, потому что не обсуждаем даже наиболее очевидные случаи. Но это не означает, что невозможно сказать, кто из двух известных художников лучше. Это означает другое: мы не можем сказать, что любой живописец лучше, чем случайно выбранный восьмилетний мальчик.
Так я понял, что мой отец был неправ. Я начал заниматься живописью. И увидел, что тут все точно так же, как и в любом другом деле: можно сделать хорошо или плохо, и если очень постараться, можно научиться делать лучше. Было очевидно, что у Леонардо и Беллини получалось намного лучше, чем у меня. Разница между нами была не воображаемой. Они были очень хороши. А раз они могли быть настолько хороши, тогда и искусство может быть хорошим, а значит, в конечном итоге, такое понятие, как хороший вкус, все-таки существует.
Теперь, когда я доказал существование хорошего вкуса, я должен также объяснить, почему люди думают, что его нет. Есть две причины. Во-первых, по поводу вкусов всегда много разногласий. Реакция большинства людей на искусство — это клубок неисследованных импульсов. Знаменит ли художник? Привлекательна ли тема? Должно ли им нравиться такое искусство? Висит ли произведение в известном музее или это репродукция в большой дорогой книге? На практике реакция большинства людей на искусство определяется такими сторонними факторами.
И люди, утверждающие, что у них хороший вкус, часто ошибаются. Картины, которыми восхищались так называемые знатоки одного поколения, часто сильно отличаются от картин, которыми восхищаются несколько поколений спустя. Легко прийти к выводу, что это вообще нереально. Только изолировав эту силу, например, пытаясь рисовать и сравнивая свою живопись с работой Беллини, вы можете увидеть, что она действительно существует.
Другая причина людских сомнений заключается в том, что в искусстве, кажется, нет проявлений этой «хорошести». Аргументируется это обычно так. Представьте, что несколько человек смотрят на произведение искусства и оценивают его качество. Если хорошее искусство существует, то его признаки должны каким-то образом присутствовать в объекте. Но это выглядит по-другому: кажется, что-то происходит в голове каждого из наблюдателей. А если они не согласны друг с другом, как сделать выбор между ними?
Решение этой загадки — осознание, что цель искусства — воздействовать на свою человеческую аудиторию, а у людей много общего. И раз люди реагируют одинаково в какой-то степени, это означает, что у объекта есть соответствующее свойство. Если все, с чем взаимодействует частица, ведет себя так, как если бы частица имела массу m, то именно m и есть ее масса. Таким образом, различие между «объективным» и «субъективным» не бинарное. Это вопрос степени, которая зависит от того, сколько общего у субъектов. Частицы, взаимодействующие друг с другом, находятся на одном полюсе, но люди, взаимодействующие с искусством, не находятся на другом. Их реакции не случайны — далеко не случайны.
Поскольку реакция людей на искусство не случайна, то произведения искусства создаются, чтобы воздействовать на них, и могут быть хорошими или плохими в зависимости от того, насколько эффективно это воздействие. То же самое можно сказать про вакцину. Если рассуждать о способности прививки формировать иммунитет, было бы очень легкомысленно возражать, что создание иммунитета — это на самом деле не свойство вакцин, потому что приобретение иммунитета касается иммунной системы каждого отдельного человека. Конечно, иммунные системы людей различаются, и прививка, которая сработала на одной, может не подействовать на другую, но это не повод говорить о неэффективности вакцины.
С искусством, конечно, сложнее. Тут нельзя измерить эффективность простым подсчетом голосов. Нужно представить себе реакцию субъектов, обладающих глубокими познаниями в искусстве и достаточной ясностью ума, чтобы не обращать внимания на посторонние факторы, такие как известность художника. И даже тогда вы все равно увидите разногласия. Люди действительно различаются, и судить об искусстве сложно, особенно о современном. Определенно нет четкого порядка ни в произведениях, ни в способности людей оценивать их, но столь же определенно существует частичный порядок и того, и другого. А значит, идеальный вкус иметь невозможно, а вот хороший — вполне.