Каждую неделю вы обсуждаете с коллегами групповые проекты и эффективно распределяете задачи. Вечером идете домой и готовите ужин со своим партнером. И, возможно, хоть один раз в жизни вы видели, как пожарные тушат горящий дом. Это простые примеры сотрудничества людей ради достижения взаимовыгодных целей. Некоторые из них кажутся настолько обыденными, что мы не задумываемся об этом. Совсем не очевидно, что другие виды человекообразных обезьян способны сотрудничать вот так — спонтанно и иногда с особями, которых ранее не встречали.
Эволюция сотрудничества давно интересует биологов, философов и антропологов. Если естественный отбор благоприятствует личной выгоде, то почему мы сотрудничаем, да еще и иногда в ущерб себе? Вы можете возразить, что ни один из описанных примеров не является ущербным — все это приносит пользу и одному человеку, и тем, с кем он взаимодействует. Это так, но не всегда. Остается еще и дилемма «безбилетника». Если я могу снизить затраты на сотрудничество с помощью обмана — притворяясь, что вношу свой вклад в групповой проект, и получая выгоду, — то почему я этого не делаю?
Эта дилемма возникла при одной из самых первых форм человеческого сотрудничества — групповой охоте. Представьте себе компанию наших предков с копьями наперевес, выслеживающих антилопу. Если это засада, то группе нужно скоординировать свои действия так, чтобы окружить добычу и напасть на нее одновременно, при этом долго оставаясь незамеченными. Если охота принимает форму погони, то действия меняются — группе нужно понять, когда и с какой скоростью двигаться. Хотя некоторые исследователи обнаружили, что шимпанзе сотрудничают во время групповой охоты, это верно не для всех групп шимпанзе. Более того, во время охоты шимпанзе часто пытаются максимизировать свою выгоду. То есть они не сотрудничают с другими особями и не приносят добычу в одно место, чтобы поделиться, а скорее соревнуются за нее.
Однако изменения окружающей среды, произошедшие примерно 2 миллиона лет назад, привели к тому, что поиск пищи в одиночку перестал быть оптимальным вариантом, и возникла необходимость в сотрудничестве с другими особями, чтобы добыть больше дичи. Глобальное похолодание и засуха приводили к расширению открытых пространств. Эти изменения в среде обитания сопровождались увеличением численности наземных обезьян, таких как павианы, которые конкурировали с ранними гоминидами за привычные для них источники пищи — фрукты и растительность, что вынуждало гоминидов искать новую нишу для поиска еды. Таким образом, охота ранних человеческих групп сильно отличалась от охоты других видов человекообразных обезьян. Она включала в себя координацию и сотрудничество, а также раздел добычи, даже между теми, кто не участвовал в охоте. Такое взаимовыгодное сотрудничество, казалось бы, предполагает стимул для того, чтобы уклоняться от участия в охоте или обманывать других, поскольку человек мог бы добиться большего, если бы отставал от остальных и обеспечивал себе добычу с минимальными затратами, если бы ему это сошло с рук. Однако на практике мы обычно не видим ничего подобного. Так чем же можно объяснить, почему групповая охота настолько кооперативна?
Антрополог Кристен Хоукс уверен в том, что мужчины с помощью совместной охоты демонстрировали потенциальным партнершам свои лучшие качества. С этой точки зрения, совместная охота превращалась в средство хвастовства и подачи важных сигналов. Конечно, это было выгодно и «безбилетникам», которые могли обманывать избранниц, приписывая себе чужие качества.
Однако с этим объяснением возникает много проблем. Во-первых, охота — это коллективное занятие, в котором трудно оценить индивидуальный вклад, соответствующий качеству спаривания. Во-вторых, не похоже, что затраты у менее умелых охотников выше — вся группа может хуже справляться из-за одного неумехи. Можно было бы ожидать, что менее умелые особи откажутся от дорогостоящей охоты — это лишь продемонстрирует их низкое качество, но в реальности мы этого не наблюдаем. Наконец, в ходе исследования 10 сообществ охотников-собирателей было обнаружено, что в среднем мужчины-охотники добывают 68% калорий для группы, в то время как женщины-собирательницы — только 32%. Мужчины-охотники также обеспечивают 88% всех источников белка, в то время как женщины-собирательницы — всего 12%. Это показывает, что охота на самом деле является хорошим способом прокормить свою семью. Таким образом, кажется, что гипотеза демонстрации мужских качеств не подтверждается этнографическими данными.
Моя теория о том, почему сотрудничество на охоте сохраняется, отличается от общепринятой. Чтобы объяснить это, мне сначала нужно рассказать о теории игр. Теория игр — это изучение стратегических взаимодействий между людьми. Давайте попробуем представить игру со взаимной выгодой — «Охота на оленя». В этой игре у игроков есть два варианта — охота на оленя или охота на зайца, и они делают выбор одновременно, поэтому не знают, что выберет другой. Оба игрока выиграют, если будут сотрудничать и вместе охотиться на оленя. Однако у них также есть возможность отправиться на охоту на зайца в одиночку. Если они так поступят, а другой человек отправится на охоту на оленя, охотник на зайца получит достаточно хорошую награду, но охотник на оленя ничего не получит. Если оба отправятся на охоту на зайца, каждый получит меньшую награду, чем если бы охотился только один, но, по крайней мере, они оба что-то получат. Таким образом, охота на зайца считается «доминирующим риском» — она приносит меньше прибыли, чем если бы оба человека охотились на оленя, но привлекательна тем, что гарантирует, что вы никогда не останетесь ни с чем. На самом деле групповая охота — это игра в «Охоту на оленя» с участием нескольких игроков.
Как обеспечить сотрудничество в игре «Охота на оленя»? Один из вариантов — обязательство. Обязательство — это сигнал, который подаётся до того, как игроки сделают свой выбор. Он подкрепляет стимулы игрока к определённому будущему действию, а также ожидания партнёра относительно его будущих действий. Сигнал не обязательно должен быть устным. Обязательство в игре «Охота на оленя» может заключаться, например, в том, чтобы взять в руки копьё или просто отправиться на охоту. Это меняет ожидания получателя сигнала о том, что сделает отправитель. Если получатель считает, что отправитель собирается охотиться на оленя, а не на зайца, то у получателя тоже появляется стимул охотиться на оленя, поскольку это гарантирует более высокую прибыль для обоих. У отправителя тоже появляется стимул выполнить своё обещание и выбрать охоту на оленя. Если впоследствии он решит отправиться на охоту за зайцами, то не только получит меньшую прибыль, но и столкнётся с социальными санкциями, налагаемыми получателем за нарушение его ожиданий. То есть обязательство становится надёжным, потому что нарушение обязательств влечёт за собой репутационные издержки. Тот, кто берёт на себя обязательства и не выполняет их, показывает себя ненадёжным партнёром и с меньшей вероятностью будет выбран для выгодного взаимодействия в будущем. Я считаю, что обязательства во многом являются причиной того, что люди стали настолько склонными к сотрудничеству по сравнению с другими видами человекообразных обезьян.
Чтобы подтвердить это эмпирически, я воспользуюсь данными о современных обществах охотников-собирателей. Конечно, аналогия между поведением современных охотников-собирателей и наших предков не идеальна. В частности, вы можете возразить, что я приписываю нашим предкам более развитые когнитивные способности, чем те, что были у них в то время. Однако в нашем случае это не должно вызывать беспокойства: всё, что нужно для того, чтобы репутационные последствия изменили стимулы отправителя сигнала о приверженности, — это наличие у нас представления о предпочтительном выборе партнёра, и эта способность проявляется даже у шимпанзе.
Во-первых, будущие возможности для взаимовыгодного взаимодействия существуют благодаря взаимосвязанности сообществ охотников-собирателей. Люди полагаются друг на друга в вопросах пропитания и коллективной заботы о потомстве, помимо прочего. Например, недавние антропологические исследования современных обществ охотников-собирателей показывают, что в некоторых обществах новорождённых в первые дни после рождения 85% времени держат другие родители. В таком социальном мире сохранение будущих возможностей для сотрудничества имеет первостепенное значение.
Во-вторых, мы должны задаться вопросом, наказывается ли отказ от участия в охоте социальной изоляцией. На самом деле, существует множество свидетельств этого в современных сообществах охотников-собирателей. Например, в подробном обзоре распределения пищи, опубликованном в 2004 году, Майкл Гурвен приводит данные своего коллеги-антрополога Джона Альтмана о сговоре между двумя кланами племени гунвинггу в Австралии, чтобы меньше делиться пищей с третьим кланом, который добывал недостаточно. Тем временем на Филиппинах Маркус Гриффин обнаружил, что непродуктивные члены племени Альта подвергаются социальному остракизму до тех пор, пока их не вынудят переселиться. А антрополог Асен Баликчи даже отмечает, что «ленивые охотники» становятся объектами сплетен и ссор в общине. Таким образом, отказ от заявленного намерения сотрудничать действительно может дорого обойтись.
А те, кто не подаёт сигнал, не наказываются? В качестве примера сразу приходят мысли о женщинах и детях, которые всё равно получают еду, даже если не ходили на охоту. Но, думаю, что трудоспособные мужчины, которые не подают сигнал, всё равно наказываются за то, что не ходят на охоту. И объяснение может заключаться в ожиданиях, связанных с полом, а не в подаче сигнала.
Обязательства влияют на ожидания других людей относительно того, что будет делать охотник, а также мотивируют самих охотников на сотрудничество. Однако я не считаю, что на этом роль обязательств в командной работе заканчивается. Скорее, я думаю, что в истории человечества наблюдается совместная эволюция обязательств и сотрудничества, которая объясняет, почему человеческое сотрудничество является таким активным и распространённым. То есть люди выработали способы брать на себя обязательства по сотрудничеству друг с другом, что позволило некоторым формам примитивного сотрудничества выйти на новый уровень, а это, в свою очередь, создало благоприятную среду для развития более эффективных обязательств, что позволило ещё более эффективно сотрудничать по большему количеству вопросов, и так по кругу. Далее я проиллюстрирую коэволюционные отношения такого рода, показав, как групповая охота и другие совместные занятия ранних гоминидов повлияли на появление языка, позволив нам брать на себя лингвистические обязательства.
Сотрудничество в ранних сообществах охотников-собирателей позволило гоминидам расселиться в новых местах обитания с меньшим риском стать добычей других видов. Навыки культурного обучения, которые развивались в контексте изготовления оружия и приготовления пищи, также позволили внедрять инновации в области одежды, жилищ и более сложных инструментов. Эти достижения лучше защищали от суровых условий окружающей среды и тем самым способствовали увеличению продолжительности жизни людей. Кроме того, разделение труда при охоте и собирательстве обеспечивало запас ресурсов на случай, если добыча будет недоступна. Это увеличивало средства к существованию и позволяло группе расти. Как отмечает Ким Стерлинг в своей книге «Эволюционировавший ученик» (2012), мы, вероятно, наблюдаем положительную обратную связь между совместной охотой, увеличением размера группы и скоростью внедрения инноваций. Не только это, но и более широкий доступ к животным ресурсам и сглаживание сезонных колебаний в добыче еды означали, что у матерей было больше энергии, что облегчало развитие мозга, а также удлиняло продолжительность жизни с более короткими интервалами между родами. Все эти особенности способствовали увеличению численности группы. Поскольку размеры поселений, отмеченные в современной этнографической литературе, всё ещё довольно малы, когда я говорю о росте численности группы, я имею в виду взаимосвязанную сеть поселений, которую иногда называют «деревней». В отличие от приматов, не относящихся к человеческому роду, у охотников-собирателей наблюдалась иерархическая социальная структура, состоящая из совместно проживающих семей с дружескими парами в разных поселениях, которую часто называют многоуровневым обществом.
Именно в контексте этих более крупных, взаимосвязанных групп мы видим давление отбора, направленное на переход от контекстно-зависимой коммуникации к абстрактному и деконтекстуализированному языку, который, конечно же, необходим для развития языка. Многие исследователи считают, что существует причинно-следственная связь между совместной деятельностью и эволюцией языка. Одно из примечательных описаний принадлежит нейробиологу Майклу Томаселло в его книге «Естественная история человеческого мышления» (2014). Он утверждает, что в совместных задачах, таких как поиск пищи или охота, участникам требуется общий опыт, чтобы понимать коммуникативные действия других. Например, Сэнди, указывая на банановое дерево, может показать Бетти, что там есть бананы, только если они вместе ищут бананы. Такой вывод требует определённых когнитивных способностей. В частности, нам нужно уметь представлять что-то с точки зрения другого человека и следить за своими коммуникативными действиями, чтобы убедиться, что они передают то, что мы хотим.
Более того, в мyогоуровневом обществе нам потенциально необходимо вступать в кооперативные взаимодействия с новыми партнерами для решения растущих задач. Например, только в контексте таких обществ мы можем увидеть, как проходит торговля между лагерями. Это ситуация, в которой у нас нет заранее установленной общей схемы взаимодействия, что создает давление отбора для средств общения. Для этого нам нужно иметь возможность принять нейтральную по отношению к человеку точку зрения на ситуацию, использовать культурно сконструированную систему для демонстрации намерений, контролировать коммуникативные акты и корректировать их в соответствии со стандартами группы. Важно то, что когнитивные способности, которые делают язык возможным, построены на когнитивных способностях — тех, которые использовались в общении в ранних общих действиях гоминидов. Итак, мы видим, как групповая охота — и, вероятно, другие формы общей деятельности, которые стали возможными благодаря обязательствам — способствовали появлению языка. Во-первых, способствуя росту размера группы, что обеспечивало эту селективную среду для эволюции языка. Во-вторых, предоставляя когнитивную почву для абстрактного языка.
Поднятие копья не является признаком сотрудничества в новом взаимодействии с новым партнером. Нужно добавить язык. Но откуда взялось языковое обещание? Я предполагаю, что оно возникло из-за необходимости сделать явными роли взаимодействия в сложных совместных действиях. В результате групповой охоты и последующего повышения производительности люди смогли разработать более сложные орудия труда и оружие среднего каменного века. И им необходимо было решать сложные задачи для нескольких человек, которые должны были демонстрировать свои намерения.
Например, рассмотрим совместное изготовление копья. Индивиды могли бы добиться большего успеха, если бы они могли координировать выполнение дополнительных задач — один изготавливает наконечник копья, а другой — древко. Для этого им нужны какие-то способы сообщения этого друг другу. Важно, что соглашений о прошлых ролях, взятых на себя индивидами, будет недостаточно, поскольку они могут взаимодействовать друг с другом впервые. Для того, чтобы объявление роли стало обязательством, нужно, чтобы Бетти сформировала четкие ожидания относительно будущих действий Сэнди. Она может быть готова отказаться от сотрудничества с Сэнди на основе невыполненных ожиданий, и это повышает стоимость отказа.
С возникновением языка обязательства больше не зависят от возможностей. Обязательства могут быть приняты среди незнакомцев, пока есть репутационные эффекты, которые повышают стоимость отказа от них. Это будет верно, если незнакомцы разделяют одну и ту же сеть социального взаимодействия, даже если два взаимодействующих человека ничего не знают друг о друге. Язык деконтекстуализируется, что позволяет людям брать на себя обязательства в нескольких контекстах, где нет общей схемы взаимодействия. Способность сказать: «Я помогу тебе» сигнализирует о сотрудничестве в нескольких контекстах. В то же время, поднятие копья или появление на охоте не будет достаточным сигналом о сотрудничестве в новом контексте, например, в контексте заботы о потомстве другого человека.
Кроме того, язык позволяет нам брать на себя обязательства, которые относятся к вещам, пространственно и временно удаленнным. Он также может быть более конкретным, чем нелингвистические сигналы сотрудничества. Сообщение такого конкретного обязательства, как «Я обещаю собирать инжир, пока ты собираешь бананы», позволяет получателю сформировать более обоснованные ожидания сотрудничества относительно действий, которые он может не контролировать напрямую. Лингвистические обязательства позволяют нам брать на себя условные обязательства. В многоступенчатом взаимодействии язык позволяет человеку сказать: «Если ты поделишься со мной тем-то , я в свою очередь поделюсь с тобой чем-то другим». Мы также можем определить наказания за невыполнение обязательств, что может повысить доверие к обязательствам. Например, Сэнди может сказать Бетти: «Я обещаю собирать инжир, и если я этого не сделаю, ты имеешь право забрать мои бананы». Таким образом, репутационные последствия могут возникнуть не только из-за невыполнения самого обязательства, но и из-за невыполнения указанного штрафа, что усугубляет издержки предательства.
Конечно, существуют промежуточные стадии между долингвистическим обязательством и лингвистическим обязательством, зависящие от полностью абстрактного языка. Обещание будет становиться все более явным по мере развития наших коммуникативных способностей. Появление на охоте или взятие копья может сообщать о простом намерении поохотиться. Если добавить жесты, посыл усложниться — вы можете не только сообщить, что именно намерены сделать, но и какими средствами это будет совершено.
Я описал коэволюционную связь между человеческим сотрудничеством и обязательством. Доязыковое обязательство обеспечивало стабильность ранней групповой охоты гоминидов, и это было усилено репутационно. Ранние совместные действия способствовали формированию более крупных, многоуровневых обществ и развитию языка. Это дало нам средства для участия в новой и более эффективной форме обязательств — лингвистическом обещании.
Сообщение Эволюция обязательств: почему сотрудничество важнее личной выгоды появились сначала на Идеономика – Умные о главном.