Фиговый листок вежливости: почему сфера найма страдает от «гостинга»

Фиговый листок вежливости: почему сфера найма страдает от «гостинга» Недавно я получил электронное письмо, которое поначалу вызвало у меня теплые чувства, ощущение человечности и даже благодарность: отказ в приеме на работу, на которую я подавал заявку. Но моя благодарность быстро сменилась отвращением к себе, того же рода, что возникает, когда вспоминаешь свои жалкие, длинные сообщения в попытках вернуть романтического партнера. Отказ был шаблонным письмом,
Сообщение Фиговый листок вежливости: почему сфера найма страдает от «гостинга» появились сначала на Идеономика – Умные о главном.

Фиговый листок вежливости: почему сфера найма страдает от «гостинга»

Недавно я получил электронное письмо, которое поначалу вызвало у меня теплые чувства, ощущение человечности и даже благодарность: отказ в приеме на работу, на которую я подавал заявку. Но моя благодарность быстро сменилась отвращением к себе, того же рода, что возникает, когда вспоминаешь свои жалкие, длинные сообщения в попытках вернуть романтического партнера. Отказ был шаблонным письмом, а не персонализированным сообщением. Я понял, что настолько привык к обезличенности, что даже мимолетное признание моего существовании было воспринято как победа.

Если отбросить вопрос о том, находится ли рынок труда сейчас в хорошем или плохом состоянии (а он в плохом), то, похоже, правила поведения, что допустимо, а что — нет, больше не действуют. «Гостинг», или призрачное исчезновение (от английского ghosting) стал более распространенным явлением не только среди работодателей, но и среди соискателей. В 2024 году кандидаты, в отзывах о работодателях на сайте Glassdoor, использовали этот термин почти в три раза чаще, чем в 2020 году. А опрос соискателей, проведенный Indeed в 2023 году, показал, что 62% респондентов планировали исчезнуть от потенциального работодателя при поиске работы в будущем, по сравнению с 37% в 2019 году. Исчезновение происходит не только на ранних этапах. Работодатели регулярно просят кандидатов пройти несколько собеседований и выполнить трудоемкие тестовые задания, после чего о них больше ничего не слышно. Опрос, проведенный в этом году компанией Greenhouse, занимающейся разработкой программного обеспечения для рекрутинга, показал, что двое из каждых трех кандидатов в США бесследно исчезали после собеседования. Между тем, некоторые кандидаты, прошедшие через муторный процесс найма и принявшие предложение о работе, так и не явились в первый рабочий день. Один рекрутер из Калифорнии отмечает, что некоторые из кандидатов, которые исчезли таким образом, даже подписали предложения о работе с шестизначной зарплатой. Сегодня многие люди по обе стороны процесса найма, из-за удобства, самозащиты или обиды отказались даже от видимости вежливости, что привело к тому, что рынок труда стал таким же грубым, как и неэффективным.

Может показаться легкомысленным сваливать вину за проблемы с работой на простую потерю манер. Культурные нормы поведения могут показаться глупыми — например, пустая формальность («Улыбайся, даже если это не так») или даже лицемерие, потому что такое поведение часто скрывает истинные чувства или то, что люди на самом деле хотят сказать. Но попробуйте хотя бы один раз рассказать начальнику или арендодателю, сотруднику или коллеге об истинных мыслях, и вы быстро поймете, почему все постоянно скрывают свои настоящие взгляды.

Как оказалось, хорошие манеры долгое время сглаживали многие шероховатости в процессе найма, скрывая более неприглядные реалии, которые могут возникнуть из-за неравных отношений между работодателями и работниками. В обществе, где многие работники обладают незначительной властью, фиговый лист общественных приличий часто является единственным отличием между функционирующей системой, построенной на доверии, и поляризованной системой, раздираемой унижением, отвращением и местью.

До того как кодекс поведения стал формальностью при приеме на работу, он был главным сдерживающим фактором открытой классовой борьбы. На протяжении XVIII и XIX веков в Европе и Америке правила этикета, по сути, сводились к принципу «Хороший забор — хорошие соседи». Люди не допускали классовых конфликтов, главным образом, избегая друг друга. Общение за пределами своего класса не поощрялось, как утверждает социолог Кас Вутерс в книге об истории этикета. Когда «смешение классов» было необходимо, люди поддерживали психологическую дистанцию, ведя себя крайне формально, часто устраивая тщательно продуманные демонстрации надменного превосходства или трусливого почтения. Когда происходили столкновения, нормы диктовали, что привилегированным классам предоставлялось право на насилие. Возмездие со стороны низших классов, как правило, наказывалось. Например, в руководстве по этикету 1859 года «Привычки хорошего общества» давался такой совет: «Если джентльмен сталкивается с нечестным извозчиком, то один меткий удар решает дело». Автор далее уточняет, что насилие предназначено только для наказания «человека из класса ниже вашего». (Это частично объясняет, почему в те времена было так много революций.)

В конце XIX века наблюдался рост классовой мобилизации и плотности населения в городах, и людям разного происхождения приходилось жить и работать в непосредственной близости друг от друга. Вежливость постепенно превратилась в систему «саморегулирования», пишет Вутерс. Другими словами, высший класс должен был начать вести себя так, будто он терпимо относится к низшим слоям общества при взаимодействии с ними. Главная цель такого поведения, по мнению Вутерса, заключалась в устранении грубых «проявлений превосходства», которые могли разжигать социальные конфликты. Руководства по этикету того периода полны напоминаний о том, что «социальные низы» — это тоже люди, хотя неохотный и весьма оговорочный тон изложения часто указывал на то, что автор убеждал себя не меньше, чем читателя (и, что примечательно, расовая принадлежность в руководствах не упоминалась явно в течение многих лет).

Новые правила социального поведения закрепили идею о том, что независимо от социального класса люди, по крайней мере в теории, имеют право на достойное обращение. Постепенно исчезли дополнительные проявления превосходства и почтения; разговоры о социальных «верхах» и «низах» исчезли даже из руководств по этикету. Но это было в основном эстетическое изменение. Различия в статусе сохранились, диктуемые классом, а также такими факторами, как раса, пол и возраст. В книге «Теория праздного класса» экономист и социолог Торстейн Веблен указывает, что проявления превосходства стали косвенными: люди демонстрировали статус при помощи одежды и товаров, которые они покупали, а не дракой с извозчиком.

В современном мире, в условиях новой саморегулирующейся формы этикета, начальник «просит» сотрудника что-то сделать, даже если на самом деле не просит, и сотрудник отвечает «конечно», хотя оба понимают, что у него нет выбора. Или, если перенестись в недавнее прошлое, именно эти усвоенные нормы объясняют, почему отдел кадров может отправить стандартное письмо с отказом, в котором говорится, что компания «очень внимательно рассмотрела вашу заявку», хотя на самом деле резюме находилось среди 2000 автоматически удаленных. Именно поэтому кандидат может ответить «Благодарю за предоставленную возможность; спасибо за ваше время», хотя на самом деле он имеет в виду: «Надеюсь, в вашем офисе произойдет какая-нибудь катастрофа».

Но этот стиль вежливости, подобно мозоли на пятке, поддерживается постоянным трением, а с развитием технологий XXI века многие взаимодействия, которые раньше могли происходить лицом к лицу, теперь происходят в сети. Как считает британский эксперт по этикету Уильям Хэнсон, технологии, по сути, позволили обществу вернуться к стилю избегания XVIII века. «Экран создает у людей иллюзию дистанции и, вместе с ней, чувство моральной неприкосновенности, — объясняет Хэнсон. — Если я не вижу, как вы морщитесь, то, возможно, я вас не обидел». Конечно, люди избегали друг друга и раньше, но существовали дополнительные уровни формальности, чтобы смягчить удар, по крайней мере, для высших классов. Они заранее рассылали визитные карточки, чтобы объявить о своем прибытии, объясняет Хэнсон, и дворецкий всегда мог сообщить, что вас «нет дома», в критической ситуации. Современное избегание — это безжалостное исчезновение. «Мы перепутали удобство с вежливостью, — говорит Хэнсон. — Правда в том, что хорошие манеры требуют усилий, а технологии призваны, как правило, их устранить».

Помимо «гостинга», как отмечают некоторые исследователи, работодатели по-разному вводят соискателей в заблуждение, например, повторно размещают вакансии, несмотря на наличие уже перспективных кандидатов. Фальшивые вакансии, которые работодатели иногда используют для сбора данных, сейчас настолько распространены, что получили прозвище «призрачных вакансий». Опрос, в котором приняли участие более 750 рекрутеров из США, показал, что 81% из них заявили, что их работодатели размещали вакансии, которые либо уже были заполнены, либо никогда не существовали. Ситуация настолько ухудшилась, что законодатели в Канаде, недавно объявили размещение «призрачных вакансий» незаконным. «Когда вежливость снижается, — отмечает Хэнсон, — вновь появляются границы статуса, более остро и заметно». Неудивительно, что сегодня отклик на вакансию порой ощущается как отправка резюме и собственного достоинства в измельчитель.

Если присмотреться, связь между плохими манерами и несбалансированным распределением власти видна в данных о рынке труда. Хотя игнорирование со стороны работодателя случается с людьми всех возрастов, оно значительно чаще встречается среди молодежи, которая, как правило, только начинает карьеру. Опрос Greenhouse, проведенный в этом году, показал, что 78% опрошенных представителей поколения Z сталкивались с игнорированием со стороны потенциального работодателя, по сравнению с 65% миллениалов и 55% бэби-бумеров.

Почему чаще всего прибегают к «гостингу» соискатели? Ответ прост: «ничего личного». Риса Миш, профессор бизнес-школы Корнельского университета, приводит в пример Клэр, которая недавно приняла два предложения о работе с намерением явиться только на одно. Клэр сообщила, что месяцы деморализующих поисков работы, сотни заявок без ответа, невежливые звонки по проверки рекомендаций, поездки на собеседования в машине в жару в пустыне, убедили ее в том, что один из немногих способов контролировать ситуацию — это самой игнорировать потенциальных работодателей. «Компанию заботит только прибыль, — сказала Клэр, попросившая называть ее только по второму имени, чтобы избежать мести со стороны будущих работодателей. — Мне нужно действовать так же». Согласно опросу Greenhouse, представители поколения Z, которые чаще всего становятся жертвами игнорирования, также чаще отвечают взаимностью. Половина всех опрошенных кандидатов в Америке заявили, что исчезали без объяснений потенциальному работодателю, но 73 процента кандидатов из поколения Z признались, что сами так поступали. «Базовые представления о доверии рухнули», — объясняет Миш. В февральском отчете компании Checkr, занимающейся проверкой биографических данных, говорится, что 83 процента опрошенных соискателей согласились с тем, что ненадлежащее поведение работодателей, такое как игнорирование, создало «крайнее отсутствие доверия». Для соискателя грубость тоже является силой, хотя это бессильный упрек вандала, бросающего камни: максимум, на что может рассчитывать человек, — это разозлить кого-то.

Именно из-за этого дисбаланса приравнивать неподобающее поведение соискателей и работодателей нечестно. Работодатель, чей новый сотрудник исчезает до начала работы, испытывает неудобства. Соискатель, которого потенциальные работодатели игнорируют снова и снова, может в итоге спать в машине. Это несоответствие также высвечивает низкий уровень вежливости. Даже когда американские работники больше доверяли рынку труда, они, как правило, понимали, что работа им не гарантирована, и если она и появляется, то обычно их могут уволить в любой момент. Если читать между строк, кажется, что гнев вызван не столько неспособностью получить должность, сколько проявлением жестокости гостинга. Похоже, что одной из немногих вещей, которой эти соискатели могли доверять, было то, что потенциальные работодатели не будут выставлять напоказ свою власть — что если они не получат желаемое, то, по крайней мере, с ними будут обращаться вежливо.

Глядя на раздражение соискателей, стоит задуматься об отношении к работе в целом. Возможно, дотехнологичные обычаи и последние несколько десятилетий пропаганда «командной работы», «семьи» и «ценностей» на рабочем месте оказались слишком эффективными в маскировке динамики власти между работодателем и работником. В каком-то смысле многие стали смотреть на рабочую жизнь через призму сентиментальности, почти как на вариацию романтической жизни: доброжелательный процесс построения отношений, основанный на взаимном желании. В хорошие времена, когда деньги в изобилии, а компании могут позволить себе продолжать нанимать новых сотрудников в офисные кабинеты, эта иллюзия сохраняется.

Но когда исчезли фальшивые улыбки и стандартные отказы, вновь открылась правда, которая всегда была на виду. Взаимное соглашение, которое, как считали некоторые сотрудники, основывалось, по крайней мере частично, на симпатии, с самого начала было чисто финансовым. В свете этого основного факта, не кажется ли немного наивным жаловаться на отсутствие стандартного электронного письма, начинающегося со слов «С сожалением сообщаем вам…»? Даже работники, оплакивающие потерю определенного вида вежливости, возможно, не до конца осознают суровую реальность того, что эта потеря выявила: у них никогда и не было никакого влияния.

Сообщение Фиговый листок вежливости: почему сфера найма страдает от «гостинга» появились сначала на Идеономика – Умные о главном.