Вы вежливый собеседник: никогда не говорите слишком много, всегда задаете вопросы. Вы киваете и улыбаетесь в нужный момент, терпеливо выслушиваете монологи, иногда даже смеетесь над плохими шутками. Порой так и хочется сбежать, но без правдоподобного предлога не обойтись. Это тяжелая и скучная работа, и вы это знаете. И все же ведете себя вежливо, потому что вы не наглец. Но разве не здорово, если было бы можно им стать, хотя бы чуть-чуть?
Воспринимайте это как своего рода прикрытие. Я не говорю, что нужно быть плохим человеком. Но что-то вдохновляющее в этой идее есть. Может, стало ясно, что в ваших разговорах чего-то не хватает, или что у вас было слишком много скучных бесед. Может быть, вы слишком вежливы для собственного блага, или люди завершают разговор, так и не узнав вас. Быть болтуном может быть не так уж плохо, если переосмыслить суть разговора.
Каждый разговор проходит в определенном формате: болтовня или светские любезности, профессиональный разговор или сплетни, душевная или шутливая беседа. Каждый вид общения имеет свои законы, поэтому первое, что мы делаем — это выясняем, в каком именно разговоре мы находимся. Если вы слушаете сплетни, а в конце заявите, что сейчас же пойдете и расскажете другим, то вы нарушите норму, совершив небольшое предательство. Так же происходит, если вы срываете важную рабочую встречу только для того, чтобы пофлиртовать с боссом.
Однако режим может меняться по ходу беседы. Мы можем начать со светской беседы, пока я не возьму вас за руку и не скажу: «Могу ли я быть с вами откровенной?». Теперь банальные реплики светской беседы выходят за рамки допустимого, нам приходится хотя бы притворяться искренними. И часто эти сдвиги происходят без предупреждения, когда одна сторона решает сказать что-то, выходящее за рамки текущего режима, а другая вынуждена подстроиться под нее. Так, по крайней мере, объясняет это философ Дэвид Льюис.
В 1979 году Льюис написал работу «Счет в языковой игре». Суть заключалась в том, чтобы выявить часто игнорируемые правила, лежащие в основе динамики разговоров. Подобно бейсболу, в беседе есть «табло», отслеживающее различные компоненты разговора. Однако, в отличие от бейсбола, разговорные игры имеют особый набор правил согласования.
Общая идея не сильно отличается от правила игры «Да, и…» в импровизации: беседы работают как игры, но подсчет очков ведется странным образом. Определенные действия обретают силу, подобно тому, как в импровизации я могу вводить объекты на сцену, просто заявляя об их существовании. На сцене не было рельсов, пока я не крикну: «Осторожно, поезд!» Но теперь, когда я это сделала, мы все будем делать вид, что они всегда там были.
Разговор — это игра вперед-назад, словно теннисный матч, если хотите. Когда вы решаете, что хотите поговорить со мной, то отбиваете мяч, если я посылаю его в вашу сторону. И мы начинаем. Но есть одна оговорка. Правила игры в теннис определены заранее: мы знаем, как набирать очки, когда отбивать мяч, как выигрывать. Правила разговора будут меняться по ходу дела, как и наши ожидания друг от друга.
Это значит, что порой я могу сделать ход, который вы не предвидели и даже не считали допустимым. Может, я вдруг побегу на трибуны и буду подавать с большой высоты, а может, положу ракетку и попрошу вас подойти к сетке, чтобы мы могли просто передавать друг другу мяч, глядя в глаза. Конечно, вы в праве закончить игру и просто уйти. Но вы не обязаны этого делать. Может быть, вы хотите продолжить общение, поэтому готовы последовать моему примеру, или вам интересно, к чему это приведет. А может, именно это вам всегда хотелось попробовать.
Скорее всего, мысль о том, что можно уйти, придет вам в голову не сразу. Мы устроены не так. Если я положу ракетку и попрошу вас сделать то же самое, вы, скорее всего, так и поступите. А если я наклонюсь и попрошу о честности, вы кивнете, потому что правила согласования глубоко укоренились в каждом.
Поскольку большинство из нас привыкло приспосабливаться, разговоры — это поле захвата власти. Льюис говорит о ведущем и ведомом в разговоре: один решает, что допустимо, а второй соглашается с этим. Бывают моменты, когда Льюис прав, говоря о четком разделении, например, когда вы разговариваете с начальником или мамой. Чаще всего ведущую роль играют разные люди, и больше всего — наглецы.
Наглый человек делает то, что хочет. Это тот, кто, как правило, к нашему ужасу, освободился от ожиданий и обязательств общества. Он без умолку болтает о себе, хранит секреты только когда это ему выгодно, поднимает темы, интересующие только его. Другими словами, это тот, кто не приспосабливается к режиму разговора или меняет его в своих интересах. Но это также люди, которых можно узнать в разговоре, они не просто дают общие ответы, а привносят в беседу что-то свое.
Ключ к разговору за пределами банальной вежливости — это отчасти побыть наглым. Уметь играть с правилами разговора, знать, что вежливостью и нормами можно пожертвовать ради близости и связи, не становясь при этом абсолютно бесчувственным. Другими словами, научиться тому, что вы можете бросить ракетку и подойти к сетке, если хотите. Если ваш собеседник тоже подойдет к ней, то что-то откроется.
Есть одна вещь, которую легко оценить в юморе. Когда я шучу, то хочу, чтобы люди не просто смеялись. Мне важно, чтобы они поняли шутку. Мы рискуем, когда шутим друг с другом, поскольку не объясняем предысторию, необходимую для того, чтобы шутка удалась. Смысл в том, чтобы увидеть, что у нас уже есть общая почва, а смех знаменует собой успех. Он говорит о том, что мы можем быть вместе.
В книге «Философские размышления о шутках» философ Тед Коэн объясняет, что смех означает особое событие: «Примечательно уже то, что мы смеемся над чем угодно, и что мы смеемся в одиночку. То, что мы делаем это вместе, — удовлетворение глубокой человеческой тоски, осуществление отчаянной надежды на то, что мы достаточно похожи друг на друга. Мы способны чувствовать друг друга, чтобы жить вместе».
То же самое может происходить и в разговоре, но более тонко. Мы надеемся, что видим мир достаточно одинаково, чтобы почувствовать связь. Часто мы пытаемся установить это через содержание сказанного, которое показывает, что у нас были схожие переживания и сердечные боли. Но мы также можем играть в разговорную игру, прыгая по разным форматам, меняя правила.
Мы можем установить близкие отношения в разговоре, отбросив нормы. На самом деле, чтобы понять, что мы достаточно похожи, почувствовать друг друга, их нужно отбросить. Хорошо играть по правилам, но понять схожесть мы сможем, лишь нарушив их. Так мы поймем, на что способен человек: подойдет ли он к сетке, откликнется и по собственной воле начнет личный поединок взглядов. Это не сработает, если придется заранее оговаривать правила, так же как если сначала объяснить смысл шутки. Это риск: мы не знаем, готов ли собеседник включиться в игру или ему будет некомфортно. Но иногда нужно быть наглым, чтобы понять, готовы ли вы нарушать правила.
Вот такую наглость в беседе я предлагаю вам попробовать. Переходите от светской беседы к серьезным вопросам и обратно к глупым шуткам. Создавайте маленькие игры и предлагайте другим присоединиться, не рассказывая о правилах. Раскрывайте странные стороны себя и скрывайте те, которыми чаще всего делятся. Я предлагаю вам стать более игривыми в общении. Возможно, в итоге вы смутите или ошеломите кого-то. И да, вам придется рискнуть быть непонятым. Но оно того стоит, ведь если собеседник поймет игру, то вы узнаете, что не одиноки.
Сообщение Счастье наглеца: мы можем понять собеседника, нарушив правила появились сначала на Идеономика – Умные о главном.