В конце XX века как в природоохранной тематике, так и в научной литературе о взаимодействии человека и дикой природы доминировало слово «конфликт». В индийских СМИ и научных отчетах часто мелькали истории о слонах, вытаптывающих поля, леопардах, убивающих скот, и тиграх, нападающих на людей. Эти столкновения представлялись в резко противоположных описаниях: дикие животные — опасные захватчики, а люди — беспомощные жертвы, либо напротив, беспощадные истребители природы. Следом за этим последовала и политика, движимая страхом, протекционизмом и вытеснением.
К началу 2000-х годов началась незаметная революция. Экологи, ученые и практики стали все чаще рассматривать взаимодействие человека и дикой природы через более мягкий и обнадеживающий подход: сосуществование. Он бросил вызов избитому противопоставлению «конфликт против гармонии» и принял во внимание сложность общих пространств. Идея заключалась в том, чтобы выйти за рамки упрощенных моделей «жертва-преступник» и вместо этого сосредоточиться на том, как люди и дикие животные учатся жить друг с другом, посредством адаптации, толерантности и уступок.
В самом высшем понимании, концепция сосуществования предлагает радикально сострадательный подход. Она подчеркивает взаимную устойчивость, эмоциональные и культурные связи, которые люди формируют с дикой природой, и богатые системы знаний, способствующие позитивному взаимодействию. Сосуществование предлагает представить себе мир, управляемый не оборонительными сооружениями и страхом, а взаимным согласием.
Но по мере того, как термин набирал популярность, его гибкость обернулась во вред. Сосуществование, похоже, превратилось в своего рода универсальное оправдание, используемое правительствами для затягивания действий, исследователями для обоснования опасных полевых работ и неправительственными организациями для поддержания репутационного капитала. Частое употребление термина превратило идею сосуществования из этического компаса в риторический щит. Последствия очевидно неприглядны: человеческие страдания игнорируются как культурно приемлемые, дикая природа криминализируется и подвергается жестокому обращению, а системы, призванные защищать и то, и другое, бездействуют.
Возьмем, к примеру, Чандрапур, район на востоке Махараштры, где я последние пару лет работаю биологом-специалистом по дикой природе и исследователем в области охраны природы. Чандрапур, расположенный между тигриными заповедниками и лесами, — одно из мест в Индии за пределами официально охраняемых зон, где обитает больше всего тигров. Здесь нападения хищников — не редкость, а тревожная обыденность.
По данным лесного департамента, с 2013 по 2023 год в округе тигры напали на 300 человек, из которых около 150 погибли. Согласно моим исследованиям, большинство этих нападений происходит не в лесах, а в виде внезапных нападений на сельскохозяйственных полях или из засад ранним утром, когда люди выходят по естественной необходимости. Часто жертвами становятся пожилые мужчины, занимающиеся повседневными делами, требующими посещения окраин лесных массивов или ухода за полями.
Наша команда неоднократно указывала на необходимость создания систем реагирования: адаптивного оповещения о рисках, стратегического ограждения, децентрализованных механизмов раннего оповещения и групп реагирования на чрезвычайные ситуации. Но мы сталкиваемся с равнодушием. На встречах и в неформальных беседах с представителями лесного хозяйства и местными исследователями, как заклинание, повторяется одна и та же фраза: «Люди здесь к такому привыкли».
Эта фраза кажется безобидной, но от нее бросает в дрожь. Она олицетворяет терпимость, превращенную в оружие, способ переосмыслить трагедию как стойкость, превратить повторяющуюся травму в культурную норму. Она снимает ответственность и заглушает голоса тех, кто живет в страхе. Она сводит смерть к фактам, а горе — к пожатию плечами.
Такое сосуществование здесь вредит не только людям, но и тиграм. Особей, замешанных в смертельных столкновениях, часто усыпляют или держат в неволе всю жизнь. Других переселяют в незнакомые им леса, где они либо бродят в растерянности, либо возвращаются в человеческие поселения. Некоторых убивают. По иронии судьбы, сама система, призванная защищать тигров, становится оправданием жестокого обращения с ними.
В Чандрапуре сосуществование перестало быть этичным. Оно превратилось в мираж, подразумевающий гармонию там, где царит дисбаланс, и иллюзию выбора там, где есть принуждение.
Двигаясь на восток, вы попадаете в Сундарбан, крупнейший в мире мангровый лес, расположенный на границе Индии и Бангладеша. Здесь вода, лес и хищники образуют сложное переплетение жизни. Тигры плавают по каналам. Люди отправляются в леса за рыбой, медом и дровами. Опасность вездесуща, но такова же и преданность.
Культура региона основана на поклонении Бонбиби, местной лесной богине, почитаемой за защиту от тигров. Перед тем, как войти в лес, сборщики меда и рыболовы молятся у ее святилищ, вознося цветы, произнося песнопения и шепотом выражая надежды. Эта духовная основа формирует своего рода психологическую устойчивость, помогающую людям пережить риски.
Однако этим же культурным явлением удобно воспользовались государство и природоохранные организации. Чиновники и неправительственные организации часто ссылаются на культурную связь местного сообщества с тиграми, чтобы оправдать неразвитую инфраструктуру, скудные компенсации пострадавшим и отсутствие профилактических мер. Когда кто-то погибает от нападения тигра, особенно если его вход в лес был признан несанкционированным, семья погибшего остается без поддержки.
Эта утрата не только эмоциональная. Вдовы жертв часто подвергаются презрению, их называют «свами кхеджо», что в переводе с бенгальского буквально означает «пожирательницы мужей». Они сталкиваются с социальной изоляцией. Многие оказываются в нищете, не имея возможности найти работу или снова выйти замуж.
Опять же, дикой природе приходится не лучше. Проблему с тиграми редко решают превентивными мерами. Их отслеживают только после многочисленных инцидентов, и зачастую все заканчивается либо неумелым переселением, либо летальным исходом. Сосуществование здесь становится маской, используемой для оправдания государственного безразличия, замалчивания страданий сообщества и использования культурных особенностей как замены институциональной поддержки.
Сундарбан — дом не только для тигров, но и для некоторых из самых маргинализированных и уязвимых к изменению климата сообществ людей Южной Азии. Почитание не дает облегчение. Культура — не компенсация.
Подобное искажение идеи сосуществования характерно не только для Южной Азии. В национальном парке Хванге в Зимбабве наблюдалась поразительно похожая ситуация, связанная со слонами.
В Хванге обитает около 45 000 слонов, что примерно в три раза превышает экологические возможности этого района. Засухи и нехватка ресурсов вынуждают стада покидать парк и переселяться в близлежащие деревни, где они вытаптывают поля, разрушают дома, а иногда и убивают местных жителей.
В ответ на это власти и неправительственные организации обратились к технологиям. В прошлом году Управление парков и дикой природы Зимбабве в партнерстве с Международным фондом защиты животных запустило EarthRanger, систему GPS-слежения, которая отправляет оповещения в режиме реального времени, когда слоны с ошейниками приближаются к населенным пунктам. Местные «защитники общин» получают ранние предупреждения и публикуют их в группах WhatsApp или доставляют домохозяйствам с помощью велосипедных курьеров — многообещающая, но пока ограниченная по масштабу мера.
Ошейники носят всего 16 слонов, что является незначительной долей, ограничивающей охват системы. Помимо этих технологий, жители деревень продолжают полагаться на гремящие предметы, ограды из перца чили (веревки, пропитанные маслом чили) и сторожевые вышки. Компенсации остаются небольшими или непоследовательными. Средства на похороны, как правило, мизерные, человеческие жертвы продолжаются, а возмещение ущерба минимально.
Тем не менее идея сосуществования по-прежнему занимает важное место в природоохранной деятельности. Семинары по-прежнему проповедуют терпение, а НПО пропагандируют толерантность, даже когда сельскохозяйственные угодья утрачиваются, а общины получают скудную поддержку. Между тем, только в первом квартале 2025 года было убито 158 животных, участвовавших в конфликтах, кроме того погибло 18 человек.
В Хванге, как и в Чандрапуре и Сундарбане, сосуществование стало лозунгом, а не стратегией, утешительным отвлечением, позволяющим учреждениям демонстрировать высокую мораль, уклоняясь от материальной ответственности перед людьми или дикой природой.
Когда вмешательство откладывается во имя толерантности, дикая природа начинает адаптироваться к изменениям, вызывая проблемы. Хищники становятся смелее, переставая бояться человеческого пространства. Копытные вытаптывают посевы, и это подвергает их риску возмездия. Со временем такое поведение увеличивает как частоту, так и масштаб конфликтов.
Одним из распространенных способов решения проблемы стало перемещение животных из зон повышенных конфликтов в более безопасные места. Однако это часто не срабатывает. Леопарды, выпущенные в леса вдали от мест отлова, часто возвращаются или погибают. Слоны, перемещенные в Шри-Ланке и северо-восточной Индии, голодали, подвергались нападениям и не смогли интегрироваться в существующие стада.
Горькая правда такова: дикая природа — это не просто часть ландшафта, это экосистема, сформированная и порой изуродованная человеческими решениями. Животные — не пассивные символы природы. Они разумные участники, чья жизнь меняется из-за каждой политической ошибки и каждого несвоевременного вмешательства.
Возникает соблазн отбросить сосуществование как очередной несостоявшийся идеал. Но это было бы ошибкой. Проблема не в самой концепции, а в ее применении. Более практичная и этичная форма сосуществования все еще возможна. Но ее нужно вернуть, а не романтизировать.
Справедливая модель сосуществования должна признавать и определять пороги приемлемого риска для людей и дикой природы. Нужно признать, что гармония не появится сама по себе, она формируется на основе доверия, справедливости и диалога. Нужны быстрые и справедливые компенсации и психологическая поддержка после конфликтов. Наконец, модель сосуществования должна признавать, что в некоторых ландшафтах может потребоваться серьезная экологическая или социальная реструктуризация. Нужно рассматривать сосуществование не как символ культурной традиции, а как общее, согласованное и постоянно развивающееся соглашение.
Сообществам людей не нужна поэзия. Им нужна политика. Дикой природе не нужна абстракция. Ей нужна безопасность.
Если мы хотим сохранить этическую целостность в области охраны природы, то должны перестать использовать сосуществование как моральную завесу, за которой можно спрятаться. Истинное сосуществование — это не лозунг для плакатов или галочка для заявок на финансирование. Это живые, непростые переговоры, требующие смирения, отзывчивости и общей ответственности. Это означает взаимодействовать со сложностями, а не избегать их. Нужно признать, что люди устают быть терпимыми. И что иногда даже дикие животные платят высокую цену за безразличие институтов.
Сосуществование — это важный идеал, но только если мы перестанем использовать его для сокрытия вреда и начнем восстанавливать доверие.
Сообщение В плену у традиций: как пересмотреть идею сосуществования с дикой природой появились сначала на Идеономика – Умные о главном.