Что мы имеем в виду, когда говорим, что какой-то человек «разбирается в людях»? Что именно это значит? Это биологически обусловленная когнитивная способность — или приобретенная «чуйка»? Как оценить, насколько мы разбираемся в других людях? И можно ли развить этот навык во взрослом возрасте? На эти вопросы отвечает автор книги «Homo Amicus: Деловой человек в поисках друга» бизнесмен, специалист в сфере нетворкинга Максим Фельдман.
Что, если умение разбираться в людях — это не просто способность определить, насколько человек умен, профессионален, порядочен и приятен, но и ответить себе на такие более фундаментальные вопросы о нем, как: «Чего от него ждать при общении?», «О чем он думает?», «Чего хочет?», «Что чувствует?», «Во что верит?»
Для начала стоит сказать, что есть прямая связь между умением разбираться в других людях и разбираться в самом себе.
Еще в середине XVII века английский философ Томас Гоббс писал об этом так:
…В последнее время широко пошла в ход поговорка, что мудрость приобретается не чтением книг, а чтением людей… Есть, однако, другая поговорка, которую в последнее время перестали понимать и, следуя которой… люди, если бы они дали себе труд, могли бы научиться читать друг друга. Это именно афоризм nosce te ipsum (познай самого себя). Смысл этого афоризма сводился… к тому, что всякий, кто будет смотреть внутрь себя и соображать, что он делает, когда он мыслит, предполагает, рассуждает, надеется, боится и так далее, и по каким мотивам он это делает, будет при этом читать и знать, каковы бывают при подобных условиях мысли и страсти всех других людей.
В конце 1980-х годов британский клинический психолог Питер Фонаги разработал концепцию теории разума, которую он назвал «ментализация» («mentalizing» — чтение мыслей, понимание ментальных состояний). В России эту теорию, ставшую основополагающей для понимания нашей способности к межличностному взаимодействию, называют «модель психического развития человека» или просто «модель психического», но название «ментализация» кажется мне более интуитивно-понятным, и дальше я буду пользоваться именно им.
Если коротко, то ментализация — это инструмент, который позволяет нам прогнозировать и объяснять поведение людей через понимание их мнений, чувств, намерений, желаний, убеждений и взглядов, которыми они руководствуются в своих действиях.
Общаясь с другим человеком, мы неосознанно воссоздаем в своем уме конструкцию его разума, строим собственную теорию или модель того, как он мыслит и что собирается делать, — отсюда и термины «теория разума» и «модель психического».
Разумеется, чем ближе наша связь с человеком, тем более объемным и проработанным выглядит наше представление о его мышлении, тем полнее наша модель. Чем слабее наша связь, чем меньше мы ментализируем, тем более поверхностно наше понимание человека — всего лишь одна или две гипотезы из разряда «Кажется он не умеет логически мыслить», «Кажется он нервничает» или «Кажется он так говорит, потому что верит в бога».
Но не бывает такого, чтобы, взаимодействуя с кем-то хоть сколько-нибудь серьезно, мы совсем не пытались бы понять, что за человек перед нами! Абсолютно все наши социальные связи требуют от нас хотя бы минимальных затрат когнитивной энергии — вот одна из причин того, почему в среднем нас хватает лишь на 150 человек.
Разрешите привести один реальный случай, произошедший со мной не так давно. Мой хороший знакомый Роман рассказал мне, что давно пытается выстроить дружеские отношения с другим моим хорошим знакомым, Андреем. Они оба — предприниматели, с недавнего времени достаточно плотно сотрудничающие по совместному проекту. Их сотрудничество сложилось достаточно быстро, и Роман поймал себя на том, что искренне симпатизирует Андрею и хотел бы подружиться поближе. На момент нашего разговора Роман уже приложил немало усилий: звал Андрея в ресторан, приглашал сходить в баню, предлагал вместе сыграть в теннис. Однако Андрей всякий раз вежливо отказывался, ссылаясь на занятость, и доброжелательно держал дистанцию.
— Как ты думаешь, почему он так себя ведет? — спросил меня Роман.
Он был искренне озадачен и абсолютно не понимал причин этой ситуации. Я знал обоих достаточно хорошо, чтобы у меня сразу возникла гипотеза о возможной причине. И, обдумав этот разговор, я понял, что объяснить Роману свою гипотезу будет не только полезно для него самого, но и вполне корректно по отношению к Андрею.
При следующей встрече я спросил Романа:
—Ты в курсе, что Андрей — глубоко верующий человек?
—Нет, я понятия об этом не имел! Мы никогда не говорили на такие темы, — удивился Роман.
Он с изумлением слушал мой рассказ о том, что Андрей глубоко, но совершенно не демонстративно религиозен. Что он каждое утро молится, почти ежедневно читает Библию и часто ходит на богослужения. При этом Андрей не афиширует свои религиозные взгляды — особенно в компании людей, которые легко и естественно позволяют себе алкоголь, острые шутки и нецензурные выражения. Роман подтвердил:
—Ну да, я такой, какой есть. Я веду себя так со всеми.
Мой собеседник начинал понимать, что его манера общения и стиль поведения могли быть некомфортными для человека других ценностей и взглядов.
Взгляды на мораль, религию, этику — это нити, которые могут соединять людей. Но если вместо схожести мы обнаруживаем здесь такие различия, которые вступают в прямое противоречие с нашими взглядами и приносят нам дискомфорт, то ткань близкой дружбы, скорее всего, не сложится, даже если другие нити — например, совместная деятельность — достаточно крепки.
Но вернемся к моему собеседнику. Сказать, что Роман был удивлен, значит не сказать ничего. Он не только не догадывался о религиозности Андрея, но и не мог догадаться — этой опции просто не было на его «радаре», поскольку он никогда не общался близко с теми, кто еженедельно посещает богослужения. Ему также было сложно понять, почему Андрей ни разу не заговорил о своей вере.
Возможно, Роман и сам не раз оказывался в ситуации, когда ему не хотелось рассказывать о себе кому-то с существенно отличающимися взглядами на жизнь. Получается, что различия в широте кругозора, ограниченная наблюдательность, различия в стилях общения, да и простое непонимание того, что за поведением человека могут стоять отличия во взглядах и убеждениях, зачастую приводят к тому, что мы не понимаем действий и реакций другого человека.
К счастью, Роман все понял правильно, но ведь бывает и так, что мы не понимаем, почему человек не отвечает взаимностью на наше предложение дружбы, и в результате раздражаемся, обижаемся, осуждаем его — или даже совершенно напрасно корим себя.
Тест Салли и Энн: секреты ментализации
Интересно, что специалисты всерьез начали изучать способность человека к пониманию чужих мыслей и чувств, когда психиатры взялись за изучение детского аутизма. Многие ученые столкнулись с тем, что дети с аутическими чертами испытывают трудности с ментализацией — умением осознавать желания, намерения и эмоции других людей и «примерять» их на себя для моделирования чужого разума. Это открытие стало важнейшим шагом для создания методик обучения, развития и поддержки людей с расстройствами аутического спектра.
Ментализация критически важна для всех аспектов нашего социального взаимодействия, для любых коммуникаций с другими людьми. Она важна настолько, что этот навык мы осваиваем уже в раннем детстве, всю жизнь продолжая оттачивать и совершенствовать его. Базовая способность различать собственное знание о мире и то, что знают или думают другие люди, формируется у ребенка к 4–4,5 годам. Чтобы определить, развита ли эта способность, принято использовать тесты, один из которых называется «Тест Салли и Энн». Если у вас есть дети от трех до пяти лет, попробуйте провести с ними этот тест.
Вам нужны две куклы — ученые дали им имена Салли и Энн, но, конечно, можно использовать и другие. Покажите ребенку, как они играют с мячиком и двумя коробками — например, черной и белой. В какой-то момент Салли кладет мячик в черную коробку и выходит из комнаты. Пока Салли нет, Энн берет мячик и перекладывает его в белую коробку. Когда Салли возвращается в комнату, спросите ребенка: «Как ты думаешь, где Салли будет искать мячик?»
Ребенок в возрасте трех лет почти наверняка укажет на белую коробку, потому что знает: теперь мячик находится там! Малыш старше 4–4,5 лет, скорее всего, укажет на черную коробку. Почему? Потому что он знает, что Салли не знает, что Энн переложила мячик в белую коробку! А значит, Салли будет искать мяч там, куда она сама положила его, то есть в черной коробке!
Переход к способности понять, что у других людей могут быть отличные от твоих мысли и убеждения — пусть даже и ложные (Салли думает, что мяч в черной коробке, но она ошибается), является огромным скачком в развитии интеллекта ребенка.
Что скрывается за этим скачком? Маленький ребенок не видит разницы между собственным и чужим мышлением: ему кажется, что все знают то, что знает он, и думают так же, как он. Он эгоцентричен — не может встать на точку зрения другого. Осознание, что точка зрения других людей может отличаться от твоей, — ключ к более сложному мышлению. Оно дает ребенку доступ к тому, что мы называем ментализацией или моделью психического, — умению строить гипотезы о мыслях и чувствах других людей.
Скажи мне, кто твой друг
Ментализация — это не просто когнитивная игра, это важнейшая основа нашего социального интеллекта. Она позволяет нам не только слышать слова, но и читать лежащие за ними скрытые смыслы, подключая к восприятию человека выражение его лица, интонацию, действия, возможные мотивы и эмоциональное состояние. Это своего рода пароль, шифр, ключ, который открывает нам двери в человеческое общество: без него невозможны эмпатия, сопереживание другим людям, управление нашей бесконечно сложной и запутанной сетью взаимоотношений со своим окружением — друзьями и врагами, коллегами и конкурентами, соратниками и завистниками, родственниками, возлюбленными, наставниками и так далее. Российские психологи Сергиенко, Уланова и Лебедева пишут об этом так:
Модель психического можно рассматривать как основу социального познания. Взаимодействие между людьми невозможно без понимания психического состояния Другого (мыслей, убеждений, верований, намерений, желаний, эмоций) и способности смотреть на событие с разных точек зрения: сопоставлять модель психического в актуальной ситуации свою и другого человека. Именно способность понимать психические состояния помогает людям исследовать окружающий мир и проявлять более продуктивную активность. Внешне наблюдаемые компоненты человеческого поведения играют лишь малую роль в процессе социальных взаимодействий между людьми. Человеку необходимо интерпретировать психические состояния другого человека.
Вдумчивый и подготовленный читатель уже мог догадаться, что эту способность вполне справедливо можно называть рефлексией. Да, это она и есть. Конечно, рефлексию принято прежде всего относить к себе, и не всякая рефлексия — это ментализация. Но всякая ментализация — точно рефлексия, ведь психологи отмечают, что в процессе межличностного общения рефлексия нужна нам не только для того, чтобы смотреть на себя, но также и для того, чтобы анализировать партнера по общению, осознавать его отношение к нам.
Я уже говорил, что психологи начали изучать ментализацию сравнительно недавно, но очевидно, что философы задавались этим вопросом гораздо раньше — когда психологов еще не было. Достаточно вспомнить «Cogito ergo sum» —, «Я мыслю, следовательно, я существую», знаменитый философский тезис Рене Декарта, сформулированный им почти 400 лет назад. Говоря «я мыслю», Декарт имел в виду не только сугубо когнитивные процессы, но и рефлексию в целом — то есть способность человека осознавать как собственные мысли, представления, намерения, желания, чувства, тем самым отдавая себе отчет в том, что происходит в его сознании, так и свой социальный контекст — то, что происходит в ситуациях общения с другими людьми.
Можно ли взрослому развить навык ментализации? Да, можно, хотя это потребует серьезных усилий.
В американском фильме «Расплата» 2 с Беном Аффлеком в главной роли есть интересный момент. Главный герой Кристиан Вульф, математический гений, аудитор мафиозных кланов и профессиональный киллер, живущий с высокофункциональной формой аутизма (то есть с первой, или самой легкой из трех в принятой международной классификации), попадает в тюрьму, где обретает старшего друга и ментора. Френсис Сильверберг, легенда черного нала и специалист по отмыванию денег, известный от Монте-Карло до Лас-Вегаса, глубоко симпатизирует своему подопечному и не только учит его секретам обналички, но и помогает оттачивать простейшие социальные навыки. Ведь Кристиану, по его собственным словам, трудно общаться с людьми даже в тех случаях, когда он сам этого хочет.
Как проходило это обучение, демонстрирует одна из сцен фильма. Наставник и ученик сидят за тюремным столом и ведут диалог:
Френсис. Слушай внимательно. Ню-ан-сы! Прислушивайся к тону моего голоса. Я говорю: «Ох, я постарел еще на год, даже не знаю, выберусь ли живым из этой чертовой камеры…» Ты отвечаешь…
Кристиан. Ты прав, Френсис, тебе уже много лет, и ты не доживешь до того, как…
Френсис. Нет, нет, нет, стоп, неправильно. Мы же два года зубрили каждую ночь, и что?.. Ты должен научиться!
Кристиан. Ты расстроен!
Френсис. Я что?
Кристиан. Ты расстроен!
Френсис. Именно так! Я расстроен! Молодец, хорошо, наконец-то…
«Это же обучение эмоциональному интеллекту», — скажете вы. Не совсем!
Ментализация — это способность понимать не только эмоции. Чтобы разбираться в людях, нужно также считывать их мысли, намерения, ожидания, желания, убеждения и даже верования. А для этого важно также понимать и социальную ситуацию, в которой происходит взаимодействие между людьми. А для понимания ситуаций требуется опыт. Именно поэтому многие программы обучения людей с аутическими чертами включают в себя методики, ориентированные не только на распознавание и понимание различных типов эмоций, но и на освоение таких навыков, как понимание механизмов получения информации, ментально-физическое распознавание, классификация социальных ситуаций и так далее.
Маскинг и компенсация
Почему я привожу в пример людей с расстройством аутического спектра?
Во-первых, больше всего за последние десятилетия ментализацию изучали именно в связи с аутизмом. А во-вторых, все больше исследователей говорят о том, что, поскольку аутизм — это достаточно широкий спектр, количество людей, которым никогда не диагностировали аутизм, но у которых есть те или иные аутические черты, — гораздо больше, чем мы думаем. Даже очень небольшие трудности в социальном взаимодействии, повторяющиеся от раза к разу, на поверку могут оказаться аутическими чертами, пусть и проявляющимися в незначительной степени.
Приведу в качестве примера случай Владимира — успешного 40-летнего управленца, за плечами которого была впечатляющая карьера и множество успешно реализованных проектов. В определенный момент Владимир начал замечать, что его карьерный рост замедлился, а в сложных ситуациях внутрикорпоративной политики он все чаще чувствует себя в социальном смысле «не в своей тарелке». Конкуренция с коллегами давала не те результаты, на которые он рассчитывал, и в какой-то момент он признался себе: ему тяжело дается понимание того, что происходит вокруг.
Изначально Владимир пытался компенсировать это другими навыками: аналитикой, ораторским мастерством, способностью управлять крупными проектами, развитием лидерских навыков. Но постепенно он осознал, что давление лишь нарастает: вместо уверенности в своих силах он ощущал стресс, вместо легкости в общении — напряжение.
Владимир был достаточно смел и честен с собой, чтобы увидеть в этом параллель с тем, с чем сталкиваются люди с аутизмом. Они учатся взаимодействовать с окружающими через так называемый маскинг — накладывание «масок». Не имея возможности считывать контекст и чувствовать эмоции интуитивно, они осваивают необходимое поведение через логику, наблюдения и сценарии. Например, они заучивают, как нужно улыбаться, что сказать в той или иной ситуации, как правильно ответить. Этот процесс не становится для них естественным, как для нейротипичных людей, но позволяет успешно коммуницировать. Однако, как признают психологи, маскинг требует огромных усилий и истощает ресурсы. Владимир понял, что с ним происходило нечто похожее — в контексте внутрикорпоративной конкуренции за ресурсы ему приходилось маскировать свой стресс от непонимания обстановки и трудностей с принятием решений.
По совету своего коуча Владимир прошел диагностику у специалиста и узнал, что одна из причин его трудностей — низкий порог ментализации. Оказалось, что он очень неплохо считывал намерения и мотивы тех, с кем взаимодействовал один на один, но, когда в ситуации участвовали несколько коллег, связанные между собой запутанной сетью отношений, каждый со своим неявным интересом и эмоциональным подтекстом, Владимир начинал теряться. Ему было тяжело просчитывать «расклад сил», он допускал ошибки, нервничал и очень уставал. Можно сказать, что Владимир «здорово видел и знал, что он делал, но не видел и не знал, что делалось кругом».
Диагностика у специалиста на предмет наличия аутических черт и признаков СДВГ стала для Владимира настоящим откровением! Недаром говорят, что здоровых нет — есть недообследованные…
Владимир понял, что ему мешает определенная особенность его мышления. Он принял решение работать над собой, признав, что в определенных аспектах он, судя по всему, имеет кое-какие системные ограничения. Он осознал, что наряду с сильным логико-математическим и внутриличностным интеллектом у него
«проседает» межличностный интеллект. Работа со специалистами и регулярные тренировки позволили Владимиру найти способ несколько усилить себя в социальном взаимодействии: где-то через составление своего рода библиотеки социальных сценариев, где-то через тренировку памяти, где-то через упражнения по развитию эмоционального интеллекта, где-то через освоение коммуникативных методик.
Подробнее о книге «Homo Amicus: Деловой человек в поисках друга» читайте в базе «Идеономики».
Сообщение Чтение людей: что значит по-настоящему понимать окружающих появились сначала на Идеономика – Умные о главном.